Валерий КичинУход Глеба Панфилова — конец целой эпохи в нашем кино, уход его классика, одного из самых мощных и умных его талантов.
Он учился в Уральском политехническом (в дальнейшем Федеральный университет имени Бориса Ельцина), там в любительской киностудии делал первые шаги в кинорежиссуре — сначала документальной: снимал «комсомольские» фильмы типа «Народная милиция», «Вставай в наш строй». Потом на Свердловской телестудии поставил свой дебютный игровой получасовой фильм «Дело Курта Клаузевица» из времен Великой Отечественной, где в роли пленного немца впервые снял в кино актера Свердловского театра драмы Анатолия Солоницына — именно там молодого артиста увидел Андрей Тарковский и взял на роль Рублева.
Глеб Панфилов был упрям и настойчив, но не самонадеян, он уже тогда проявлял черты перфекциониста. Свой сценарий «В огне брода нет» он десятки раз выверял, переписывал и шлифовал, в конце концов повез в Москву и пробился к крупнейшему нашему драматургу Евгению Габриловичу, чтобы тот дал не только благословение, но и помог довести идею до ума. В титрах фильма стоят два имени: Габрилович и Панфилов. Потом очень долго искал актрису на главную роль. И когда нашел Инну Чурикову — нашел и свой идеал. Возникший творческий союз сохранился на всю жизнь, стал союзом семейным, а Чурикова из исполнительницы второстепенных тюзовских ролей стала великой актрисой, звездой театра и кино, одной из уникальных фигур нашего искусства.
В режиссуре он работал всегда на редкость обстоятельно, уверенно и точно, и уже с первого большого фильма стало ясно, какого масштаба пришел художник. Вторая картина — «Начало» — была, в сущности, заявкой на фильм о Жанне д’Арк: героиня фильма, фабричная девчонка (так поначалу назывался сценарий), мечтала стать актрисой и самозабвенно играла в самодеятельности Бабу-ягу. Ее увидел на сцене молодой амбициозный кинорежиссер и стал пробовать на роль французской национальной иконы. Развернутые сцены из его «фильма» уже доказывали, какой Жанной д’Арк могла бы стать Чурикова, и Панфилов долго пробивал свой сценарий — снять картину не дали: зачем советскому зрителю какая-то француженка!
Зато «Начало» и для Панфилова, и для Чуриковой стало звездным часом: лирико-комедийная картина вошла в число самых любимых у зрителей, Чурикова сразу стала популярна, Панфилов прочно вошел в ряд главных надежд нашего кино.
Успех был закреплен следующим фильмом «Прошу слова». Панфилова давно интересовал феномен советской женщины — наследницы той, некрасовской, что «коня на скаку остановит». Новая героиня Чуриковой — председатель горисполкома небольшого города, деловая женщина советского образца. Толчком к созданию картины послужил поразивший Панфилова случай: высокопоставленная чиновница потеряла сына, но наутро уже была на своем рабочем месте. Елизавета Уварова из фильма тренирует глаз в тире, а выдержку — на муже, подчиненных и начальстве. Она мечтает осчастливить город строительством нового моста и пытается пробить проект у высокого руководства. Она одержима государственными заботами точно так же, как ее предшественница, «простая русская баба, мужем битая» из родственного фильма «Член правительства» — героиня Чуриковой словно продолжала характер героини Марецкой в новое время и в условиях «развитого социализма».
Панфилов уже здесь доказал свое умение идти по лезвию бритвы так уверенно, словно он шагает по светлой дороге в коммунистическое завтра. В фильме было дыхание самой жизни, но ироничный взгляд автора предлагал зрителю отстраниться от привычных будней, увидеть их заново, поверить их нормальной человеческой логикой — и «планов громадье» не выдерживало такого экзамена, казалось мелкотравчатым. Оно было бы забавным, если бы мы не жили внутри такого муравейника, где все раз и навсегда отрегулировано и все мечты ограничиваются мостом, который никогда не построят.
Сценарий следующего фильма «Тема» Панфилов написал в содружестве с молодым драматургом Александром Червинским. Михаил Ульянов в роли маститого писателя — опять-таки сугубо советского образца, всю жизнь писавшего очень правильные, а потому и хорошо издавшиеся романы, — отправлялся в провинцию «изучать жизнь». И там сталкивался с явлениями, которые решительно не мог понять. Впервые в нашем кино зазвучали такие слова, как диссидент, как эмиграция. Впервые неудовлетворенность какими-то серьезными человеческими изъянами в советской системе выливалась в трагическое решение расстаться с родиной, начав жизнь с нуля. Это был самый сложный фильм Панфилова, его новый взлет как художника и мыслителя.
В поисках ответов на мучившие его вопросы он обратился к литературе — Александру Вампилову («Валентина»), Максиму Горькому («Васса», «Мать»). Фильму «Мать» не повезло: он вышел в переломные для страны годы перестройки и распада СССР, когда публике было уже не до кино. Картину очень мало кто видел, и Панфилов с энтузиазмом принял мое предложение не только возглавить новорожденный Уралкинофест в качестве президента, но и устроить там вторую премьеру его «Матери» — прием у публики был фантастический, в городе своей юности мастер получил наконец достойный фильма отклик.
Его многое тревожило из впечатлений той уже далекой юности. Например, он рассказывал, как бегал с друзьями к печально знаменитому дому Ипатьева на Площади народной мести, где был расстрелян последний русский император с семьей. Как в черных проемах окон ему чудились тени убитых. Воспоминания эти послужили толчком к созданию фильма «Романовы: венценосная семья» — масштабной киноэпопее, показавшей трагедию не властителя, а человека. С течением времени обнажилась, стала очевидной определенная идеализация Николая II, но в год выхода фильм сокрушал мощностью искреннего сочувствия, циклопической картиной смертельной схватки света и тьмы, цивилизации и наступавшей дикости.
В «новой России» Панфилов увлекся театром. Снял фильм по знаменитой пьесе Островского «Без вины виноватые», поставил в Ленкоме спектакли с Инной Чуриковой «Гамлет», «Аквитанская львица», «Аудиенцию» в Театре Наций, где Чурикова блестяще сыграла королеву Великобритании Елизавету II.
Панфилов и Чурикова были неотделимы на протяжении многих десятилетий. Его любовь была горячей и крепкой, он любовно взращивал ее талант, открывая для себя и для нас все новые его грани. Это был пример верности с большой буквы, когда друг без друга нет ни творчества, ни самой жизни.
Вероятно, поэтому он пережил любимую женщину и гениальную актрису только на семь месяцев…
P.S. Для меня лично уход Глеба Панфилова — потеря друга юности, одного из тех, за жизнью и творческой эволюцией которого я следил с восторгом, ощущая «счастье, когда тебя понимают». Встретившись впервые в стенах Свердловского телевидения, где он снимал свою первую картину, мы в дальнейшем виделись редко — только для интервью, в которых он мне никогда не отказывал, неизменно возвращаясь в годы своей юности, к театрам и актерам, на которых мы оба росли и которыми оба восхищались. Своего кумира тех лет — артиста Свердловской музкомедии Анатолия Маренича — он даже снял в одной из ролей фильма «В огне брода нет», мой товарищ по музыкальной школе Вадим Биберган стал постоянным композитором его фильмов.
Это был прекрасный человек и большой, чуткий художник. Это был редкий пример огромной, на всю жизнь, всепоглощающей любви.
