Спустя девять месяцев после шумной каннской премьеры на мировые экраны выходит «Мегалополис» — самый трагический по своей судьбе фильм Фрэнсиса Форда Копполы. Задуманный сорок лет назад, претерпевший множество изменений и, по-видимому, так и не сформулированный автором до конца. Возбудивший в ходе съемок десятки скандалов, высосавший из 85-летнего создателя не только его по-юношески неуправляемую творческую энергию, но и 120 миллионов долларов личных средств. Рождавшийся как итоговый фильм жизни и будущий оскаровский номинант, но не получивший на Каннском фестивале даже утешительных призов. Вызвавший недоумение критиков и не питающий надежд окупить в прокате свой внушительный бюджет, и все же воспринимаемый как прощальное напутствие мастера человечеству, возможно, доживающему свой земной век.
Таких картин мировое кино еще не знало. Бывают фильмы и более сумбурные, но нет таких, которые при этом сохранили бы художественную мощь. Нет и не бывает фильмов, где так тщательно выстроен, доведен до совершенства каждый кадр, но вкупе они не образуют сколько-нибудь внятного сюжета. Не бывает такого кино, чтобы от экрана глаз не отвести, мало что при этом понимая. Но вот оно перед нами.
Действие 140-минутного фантастического эпоса происходит в американском мегаполисе грядущих лет, когда непостижимым образом вернулись стиль, нравы, имена и ухватки древнего Рима, — Нью-Риме. Туники и сандалии уличных толп вписаны в урбанистический пейзаж, где среди сполохов бродвейских реклам настойчиво лезет в глаза ячеистый шпиль Крайслер-билдинга, затейливый ар-деко соседствует с футуристическими взлетами балок и плоскостей. Здесь разворачивается идейная схватка между Цезарем Катилиной — гениальным архитектором, способным останавливать время, изобретателем универсального строительного вещества мегалона, возводящим на руинах старой цивилизации «город светлого будущего», и консервативным мэром Цицероном, эти идеи встретившим в штыки. Первого играет утвердившаяся на небосклоне суперзвезда Адам Драйвер, второго — Джанкарло Эспозито. И есть еще дочь мэра Джулия, которая сначала разделяет агрессию отца, а потом влюбляется в его идейного врага и возмутителя городского спокойствия (Натали Эммануэль). Есть также дряхлый мультимиллиардер Красс (Джон Войт) и его извращенный сынок, опасный интриган Клодио (играющий нечто усредненно омерзительное Шайя ЛаБаф).
Такова расстановка сил, с развитием фабулы сложнее — ее не то, что описать трудно, ее трудно постичь. Неловкие, часто выспренние диалоги, обильные ссылки то на Шекспира, то на Марка Аврелия, волюнтаристски, без связи с историческими реалиями присвоенные героям древнеримские имена только запутывают дело. Но визуально фильм действует завораживающе: кадры красивы, рельефны, фактурны, внутрикадровый монтаж подобен музыке, все выразительно внешне, не неся при этом сколько-нибудь доходчивого глубинного смысла. Стилистика картины существует на странном скрещении «Сатирикона» Феллини или даже «Калигулы» Брасса с «Крестным отцом»: фантастические костюмы времен живого Колизея, вакханалии, которые там разворачиваются, деловые встречи, происходящие в римских банях, резко контрастируют с безвкусицей криминальных ухваток философствующих героев, с футуристическими городскими конструкциями в духе немецкого экспрессионизма времен «Метрополиса». Само существование этого Нью-Рима во всех эпохах сразу, вероятно, должно предвещать его декадентскую нежизнеспособность, его обреченность.
Катаклизмы, на протяжении сорока лет сопровождавшие полную драм эволюцию неподъемно гигантского замысла Копполы, сказались на кастинге — он необъясним. В «ролях окружения» заняты суперзвезды уровня Дастина Хоффмана и Джона Войта, но им нечего играть — не придуман драматургический материал. Не легче и главным актерам: вне ясного драматургического развития им остается отыгрывать задачи каждого отдельно взятого кадра. Закадровая симфония, написанная композитором всех последних фильмов Копполы аргентинцем Освальдо Голиховым, включает апокалиптические дисгармонии, патетику Бетховена и негу старых блюзовых хитов.
Пройдя более чем двухчасовой путь такого визуально-звукового хаоса, Коппола переходит более напористому изложению волнующих его идей — они открыто декларируются в монологах героев как некие «мудрые мысли»: главный враг эволюции — цивилизация, человечество от нее погибнет; пришло время строить светлое будущее, еще так много предстоит сделать. Финальное празднование Нового года выдержано в стиле помпезных соцреалистических композиций наших фильмов типа «Светлого пути» — как бы знак новой, освободившейся от сумбура, предначертанной мудростью жизни.
Гипнотический фильм, от красоты которого невозможно оторвать взгляд, повергает в растерянность: даже если это запредельный бред художника-перфекциониста, это бред титана — великий бред. В архитектуре у него есть грандиозный аналог — Sagrada Família, храм судьбы гениального Гауди, окаменевшая симфония безумия. «Мегалополис нельзя собрать воедино» — фраза, брошенная одним из персонажей, может послужить итоговым выводом этой рецензии.
