Наши киноавторы все увереннее осваивают стилистику советского кино, начиная, правда, не с самых ключевых лент. Новые «Девять дней одного года» не брезжат даже в перспективе. Но уже есть новые варианты комедий Андрея Тутышкина.
Был такой замечательный актер-эпизодник и режиссер, снимавший милые картины о маленьких курортных недоразумениях, лучезарные, как июньское утро, и оставляющие после себя послевкусие леденца: киноводевили «Безумный день» или «К Черному морю». Это были комедии положений, чаще всего про любовь — чувство, живущее в людях независимо от стран, систем и эпох их происхождения. Зрители охотно это смотрели и успешно забывали, как только вкус леденца перебивался вкусом текущей реальности.
Ромком «По любви» дебютанта в полнометражном кино явно даровитого Бориса Милованова оставляет послевкусие кремового торта, которым еще не кинули для комедийного эффекта кому-нибудь в лицо. В нем многократно испытанный сюжетный ход: двое застревают в лифте. Парень и девушка. Исход зрителю известен сразу, с первой безуспешной попытки героев выйти на свободу, и дальше художественный вес фильма зависит только от того, как все будет придумано сценаристами и сыграно актерами.
Сценаристов Василия Ровенского и Бориса Милованова заинтересовали загадочные 36 вопросов, задав которые друг другу, люди, по легенде, непременно влюбляются. Их придумал американский профессор психологии Артур Арон, и уверяют, что еще не было осечек. Вопросы кучерявые — типа «Кого из знаменитостей ты позвал бы на ужин?» и так вплоть до «Расскажи о личном и спроси партнера, что он об этом думает». И потом надо ровно четыре минуты смотреть друг другу в глаза. Причем расспрашивать нужно в тихом месте, где никто не мешает.
Авторы фильма полагают, что тут ничего лучше застрявшего лифта не придумаешь. Профессор психологии сказал бы на это: «Дудки! А страх просидеть взаперти сутки?». И здесь первый повод для новых Станиславских вскричать «Не верю!». Негромко, неуверенно, но вскричать. Потому что в поведении будущих влюбленных есть все, кроме этой неизбежной в таких случаях краски. Они не какие-нибудь там клаустрофобы, встревожены крайне мало. И если собачатся, то потому, что у обоих только что случился раздрай с изменившими любимыми, обоих только что выгнали с работы и у обоих по случайному совпадению сегодня день рождения. Но оба интеллигенты: она — недооцененная Коко Шанель, он — возможно, будущий Пелевин. И потому собачатся корректно, иронично и артистично, хотя текст, вложенный драматургами в уста актеров Павла Табакова и Ангелины Стречиной, мог быть поостроумнее. У Шекспира в таких случаях Катарина с Петруччо в «Укрощении строптивой» собачились увлекательней. От этого и возникает зрительское наслаждение — от игры ума, отточенности реплик, неожиданности реакций, находчивости персонажей. Это сам по себе прекрасный «поджанр» — перепалки в вынужденно застрявшем действии, но он очень обязывает. Не всем под силу выдержать. В данном случаи авторы выдержали только частично. Поводов вскричать «Не верю!» слишком много, не буду перечислять.
Спасают — опять же частично — хорошие актеры. Ангелина Стречина в роли Валентины органично перевоплощается из разъяренной тигрицы в котенка урчащего, но всегда готового куснуть. Павел Табаков, который Арсений, чуть более кокетлив, чем надо бы, но подыгрывает с явным удовольствием. А то, что актеры, хорошо отыгрывая процесс скоропостижного влюбления в лифте, сами явно не верят в логику происходящего — это стало фирменным знаком нашего современного кино, так что не все заметят.
До того, как зрители дождутся неизбежного финального поцелуя, бедолаг вызволит из лифта неверный любовник Никита, который случайно живет в том же московском доме и случайно изменяет застрявшей в лифте девушке с любимой застрявшего в лифте юноши. Такая цепь невероятных случайностей тоже характерна для допотопных лирических комедий второго эшелона. Постсоветского Никиту симпатично играет Дмитрий Ендальцев. Его Никита всем хорош, но слишком ветрен и вечно под каблуком своей мамы, норовящей его отрегулировать. Мама у актрисы Алены Яковлевой — самый колоритный образ фильма. Она здесь выполняет функции старухи Шапокляк (в советском кино такие роли играли выдающиеся артистки жанра Ирина Мурзаева или Мария Миронова) — то есть сочетает старомодную элегантность с ухватками Бармалея, строга, непреклонна и всех готова поставить на место.
Если не считать ветрености Никиты, нестойкости отдельных девушек в обаятельном исполнении Анастасии Уколовой и непреходящей склонности наших лифтов ломаться, а дежурных по лифтовому хозяйству брать на лапу, в фильме нет плохих персонажей и плохо работающих механизмов, а есть общая картина прекрасной, шелестящей автомобилями и сверкающей вечерними огнями Москвы. Где живут веселые, находчивые и легко, в спортивном беге преодолевающие маленькие недоразумения люди.
То, что нужно зрителю после напряженного трудового дня.
