Глава AmCham об отношениях российского и американского бизнеса
Фото: Евгений Филиппов/Эксперт В московском офисе Американской торговой палаты (AmCham) посетителей встречает оригинальный натюрморт: колоски ржи на столе и книга фотографий С.М. Прокудина-Горского «Российская империя». Глава AmCham Роберт Эйджи на вопрос, как к нему обращаться, шутит, что иногда его называют Борисом Евгеньевичем — он работает в России уже больше 30 лет. Но в первые месяцы после февраля 2022 г., по словам Эйджи, было не до шуток. Хотя AmCham призывала американские компании не нервничать и сохранить присутствие в России, многие ушли: прямые санкционные потери членов палаты он оценил в $100 млрд. Но хорошая новость в том, что обе стороны, похоже, хотят договориться. Сама история подсказывает, что между Россией и США еще со времен императрицы Екатерины II выстраивались дружественные отношения.
— Давайте вернемся в 2022 год. Если, например, заморозка российских резервов в целом прогнозировалась, то массового исхода западных компаний мало кто ожидал. Вы в те дни просчитывали такой сценарий?
— Для нас это тоже было полной неожиданностью. Тогда в целом время было тяжелое. С точки зрения напряженности работы начало пандемии и закрытие границ может показаться праздником. Каждую неделю вводили новые санкции, надо было за этим следить и анализировать, от компаний валились запросы на консультации.
— Какие вопросы задавали чаще всего?
— В основном — уходить или оставаться. Мы сразу поняли, что не все компании уходят, и призывали самых нервных успокоиться, взять паузу и не принимать поспешных решений.
— У вас была разработана какая-нибудь методичка?
— Нет, никакой методички не было, поскольку каждый случай — индивидуален. У нас было две задачи: дать возможность компаниям общаться с как с российским, так и с американским правительствами. И наладить общение компаний друг с другом. Мы фактически выступали как площадка для коммуникации бизнеса и с органами власти России и США, и между собой. С помощью консультантов и юристов, членов Палаты отрабатывали с властями и с компаниями те риски, которые для них возникали в случае полного ухода, сокращения деятельности в России или полноценного сохранения здесь бизнеса.
Например, был введен запрет на экспорт IT-услуг из США. У таких компаний не было другого выхода, кроме как уйти. Помимо этого, были еще и контрсанкции, проблемы с логистикой, которые делали бизнес экономически нецелесообразным и так далее. Речь ведь шла не только об экономических рисках, многие рассматривали сохранение бизнеса в России как репутационный риск.
— AmCham что-нибудь заработала на этом?
— Мы не коммерческая организация, заработок — не наша цель. Мы существуем только на членские взносы компаний. Так как многие компании ушли из России, соответственно, многие ушли и из AmCham, следовательно, наш бюджет сократился и мы вынуждены были серьезно оптимизировать наши расходы, но так, чтобы это не отразилось на качестве услуг для наших членов. Так как мы не юристы, мы переадресовывали компании к участникам этого рынка, членам AmCham. Вообще, период активного введения санкций стал золотым временем для консультантов и юристов, хотя, конечно, очень напряженным.
— В интервью РБК вы приводили три типа реакций компаний на санкции и геополитическое обострение: уход со скандалом, управляемое сокращение бизнеса с сохранением присутствия, продолжение работы в России. Есть ли отраслевая или еще какая-нибудь закономерность в том, как компании себя вели?
— Самыми первыми ушли скандинавские компании, затем — британские, европейские, а уже потом — американские. Бизнесы из США в целом покидать Россию не хотели. Четкой градации по отраслям нет, в основном это зависело от того, какими были потери в случае ухода и какие риски в случае продолжения работы. К началу 2022 года, по нашим подсчетам, объем прямых инвестиций американских компаний — не обязательно напрямую из США, иногда через другие юрисдикции — составил около $100 млрд. Терять такие деньги — это больно.
Но некоторые решили, что лучше уходить, не считаясь с потерями. Например, одна крупная консалтинговая компания доплатила российскому менеджменту $15 млн за то, чтобы передать ему бизнес во владение. Одно из сырьевых предприятий проинвестировало в добычу в России $4,5 млрд, а продало бизнес одному из российских предпринимателей за $400 млн. Кто от этого выиграл?
— Получается, рассудительные бизнесмены взвешивали «за» и «против», по сути, подбивали баланс потерь в случае ухода или продолжения бизнеса. Решения российского правительства, в частности, введение и постепенное повышение «налога на выход» сыграло свою роль?
— Да, сыграло. Когда дисконт стал не возможностью, а обязанностью, пыл немного охладел. Хотя к тому моменту пик исхода уже был позади.
— Опционы на обратный выкуп бизнеса у менеджмента заключались на определенный срок. Они истекли или еще действуют?
— В первый год санкций, то есть в 2022-м, максимальный срок действия опционов составлял 5 лет. В 2023-м его сократили до 3 лет. Сейчас такие разрешения невозможно получить в принципе. Мы проговаривали эту тему с нашими юристами и сейчас ситуация такая: часть опционов продолжают действовать, но 30% уже истекли. При этом ведется дискуссия, а стоит ли исполнять даже те опционы, которые действуют. На наш взгляд, конечно, правильно было бы принять их к учету. Соблюдение российской стороной этих обязательств стало бы хорошим сигналом для тех компаний, которые подумывают о возвращении.
— Вы рассказывали о работе над white paper для американского правительства по вопросу снятия санкций. Что представляет собой этот документ?
— Это документ на 15 страниц. В нем представлен анализ по тем отраслям российской экономики, в которых работали американские компании: FMCG, фармацевтика, Medtech, инвестиционный бизнес, энергетика, предметы роскоши и так далее. Мы с компаниями оценили, какой эффект оказали санкции США, что произошло с 2022 г., какие потери понесли компании, как изменилась ситуация на рынке, долгосрочные перспективы, что можно, что нельзя и так далее. White paper — это также просьбы или рекомендации относительно того, что можно было бы сделать, чтобы облегчить ситуацию для американского бизнеса в России.
— С какими рекомендациями планируете выступать?
— В первую очередь, нужно снять запрет США на прямые инвестиции в России. Компании хотят расширяться, но в силу запрета на инвестиции не могут этого сделать. Из-за российских ограничений процедуры согласования выплаты дивидендов удается пройти не всем. Поэтому деньги копятся на счетах типа «С». Будем просить правительство США разрешить компаниям инвестировать.
Второе — это отмена ограничений на взаимодействие в финансовой сфере и возобновление нормального функционирования платежей. Нужно снять ограничения с российских банков. Пусть не со всех, но с самых крупных. Третье — это снятие санкций с ряда секторов: авиационная отрасль, ИТ, комплектующие, аксессуары и компоненты медицинского оборудования, которые относятся к двойному назначению (например, некоторые компоненты могут использоваться и в производстве медицинских сканеров, и в производстве ракет), и товары роскоши.
— Почему одним из главных приоритетов вы назвали авиационный и авиапромышленный сектор (США запретили экспорт в Россию новых самолетов, техобслуживание, ремонт, заправку действующего импортного парка, ведут список подсанкционных бортов, которым невозможен доступ ко многим международным направлениям перелетов. — «Эксперт»)?
— Я считаю эти санкции неполитическими и некоммерческими. Это гуманитарная сфера и изначально неправильно здесь было вводить ограничения. В России остается большой авиапарк Boeing, которые требуют запчастей, персонала и техподдержки и так далее. То есть мы как бы вводим санкции, которые напрямую влияют на безопасность граждан, которые пользуются этими самолетами. Это такой же вопрос, как поставки лекарств или медоборудования. Это кроме прочего, нарушает положения Чикагской конвенции 1944 года.
Помимо безопасности перелетов, остро стоит вопрос сертификации. Сейчас эти самолеты фактически не могут летать за границу. Наконец, и Россия выступает производителем комплектующих для американского авиапрома. Например, совместное предприятие Boeing и «ВСМПО-Ависма» — Ural Boeing Manufacturing — в Свердловской области. Снятие санкций в этой отрасли было бы взаимовыгодно для обеих стран и для граждан.
— Вы боитесь летать российскими авиалиниями?
— Нет, не боюсь. Но тщательно выбираю авиаперевозчика (смеется).
— Снятие запрета на перелеты над территорией США для российских авиакомпаний будет обсуждаться?
— Обсудить открытие неба США для России нужно. Но тогда возникает вопрос — пойдет ли Россия на аналогичный ответный шаг и насколько эти действия будут равноценными для обеих сторон. Если Россия открывает свое небо, то США получают более короткий путь в Китай. В то же время Россия от открытия неба США мало что получает, потому что перелет, чтобы быть эффективным, должен проходить над Европой. А европейцы закрыли небо для России.
— В российский авиапром с 2022 г. вложено много денег, в том числе из бюджета, на запуск производства не только российской линейки самолетов, но и запчастей для импортного парка. Кроме того, за госсредства выкуплена треть этого парка в собственность РФ. Не станет ли это препятствием для возобновления поставок американских комплектующих?
— Это вопрос к российской стороне. Но думаю, что российский рынок большой, здесь найдется место для всех — и для Boeing, и для Superjet. Кроме того, американцы смогут составить конкуренцию китайской продукции в России.
— Вы упомянули про возврат к трансграничным расчетам в долларах. Но российская банковская система уже значительно перестроилась на работу без SWIFT, без доллара. Захотят ли наши банки массово вернуться к этому? И наоборот, готовы ли американские банки рассчитываться в рублях? Звучит несколько комично.
— Некоторые американские компании используют рубли в своих международных расчётах уже сейчас. В целом, ситуация такова, что в цепочке расчетов участвует масса звеньев из конвертаций одной валюты в другую. Российские банки ведь тоже, несмотря на адаптацию к условиям, испытывают дефицит долларов, которые можно было бы использовать для таких расчетов. Если мы «открываем дверь» для какого-то американского или российского банка в этом вопросе, то на доллар в любом случае будет спрос.
— Вы сказали, что в white paper представлен анализ потерь американского бизнеса из-за ухода. Можете назвать сумму?
— White paper посвящена прежде всего тем компаниям, которые в том или ином формате остались и продолжают работать на российском рынке, мы ищем возможности облегчить им жизнь. Это анализ того, как бизнесы из каждого сектора экономики пострадали из-за санкций и ответных мер с российской стороны. Наш расчет потерь включает эффект напрямую, а не опосредованно связанный с ограничениями: продажи активов ниже цены инвестиций, дисконты. Например, раньше логистика обходилась в 2% себестоимости, а сейчас — в 5%, зависшие дивиденды и так далее. Вам известна оценка РФПИ — $300 млрд. Мы не знаем, как считали эксперты фонда. Но если прикинуть и включить еще и такие эффекты, как потери доли рынка, рост операционных расходов и так далее — то, можно насчитать и $300 млрд. Но наша оценка ниже.
— И все-таки, сколько?
— В районе $100 млрд. Но, повторюсь, в этой цифре не все возможные потери, в основном это вынужденные дисконты. Надо отметить, что мы оценивали потери компаний, которые входят или входили в AmCham, оценки могут не включать потери других американских компаний.
— С одной стороны, американские компании потеряли. С другой, те, кто остались и не снижали активности, могли и заработать, потому что рынок освободился. Так ли это?
— Доходность в компаниях, которые остались, очень хорошая. Не только из-за снижения конкуренции. Есть и чисто бумажный фактор. Им нельзя инвестировать, нельзя рекламировать, нельзя выводить дивиденды.
— Формирует ли AmCham что-то вроде long-list заявок от американского бизнеса, который хотел бы вернуться в Россию?
— В рамках подготовки white paper — нет. Как и говорил, этот документ посвящен прежде всего тем, кто не покидал Россию. Но мы проводили вебинар по этому поводу совместно с Melling, Voitishkin & Partners (российская юридическая фирма, образованная после ухода Baker McKenzie. — «Эксперт») с участием западного бизнеса. В нем принимали участие американских 125 компаний. Но что интересно, вопросы задавали именно их российские представители, а штаб-квартиры пока просто молча слушали.
— Что должно произойти, чтобы американские компании реально начали возвращаться в Россию?
— Мне это видится так. Для начала потребуется некое мирное соглашение между Россией и Украиной. Второе — это ослабление санкций. Третий шаг — возобновление трансграничных банковских операций, возвращение возможности инвестировать в российский рынок и связанное с этим возвращение «замороженных» дивидендов оставшихся на рынке американских компаний. После этого начнется возвращение компаний. Но тоже не всех сразу.
— Кто может быть первым?
— Мне кажется, что самым главным сигналом для бизнеса может стать совместный крупный инвестпроект России и США, который будет обсуждаться на уровне Дональда Трампа и Владимира Путина. Это будет явным знаком того, что можно возвращаться и делать бизнес в России. Из конкретных компаний проще всего будет возобновить деятельность сектору FMCG.
— Какие крупные совместные инвестпроекты вы имеете в виду?
— В первую очередь, в сфере энергетики, в частности, добычные проекты в Арктике. Но их реализация зависит не только от политической, но и от экономической конъюнктуры. Если нефть стоит $60 за баррель, то интерес не слишком велик, если $80 — тогда уже можно серьезно разговаривать. Есть варианты и других совместных проектов, например, в сфере авиации, космоса.
Кроме того, как вы, наверное, читали, в СМИ периодически возникает дискуссия на тему продажи доли США в «Северных потоках». Про это в общем-то давно, еще до санкций, шли разговоры и возникали мысли об участии в проекте американского капитала. Слухи или не слухи, но идея очень хорошая и более простая в реализации, чем начало добычного проекта. Там ведь нужно многое проанализировать, сформировать условия раздела продукции, получить разрешение, лицензии, пробурить и так далее. А здесь уже все построено. Покупка «Северных потоков» обеспечит гарантии и стабильность поставок газа. Мне кажется, что Трампу эта идея понравилась бы.
— Но США же декларируют наращивание объемов поставок СПГ на внешние рынки, в том числе и в Евросоюз. Придется конкурировать с российским трубопроводным газом?
— Можно сказать, конкурировать, а можно — контролировать ситуацию на газовом рынке (улыбается).
— А что вы думаете о примерно такого же уровня слухах о покупке российских заводов в недружественных странах? В частности, Corrective сообщала об интересе американских компаний к покупке долей в трех германских НПЗ «Роснефти».
— Это Европа и европейская зона ответственности. Нам важно сформулировать позицию в США, а европейцы потом, может, подтянутся.
— За годы СВО в России серьезно изменились вводные по условиям ведения бизнеса. Были приняты законы о новых налогах, появился параллельный импорт, выросли ставки на вывод капитала и так далее. Будет ли это влиять на позицию американских компаний, которые будут размышлять о возврате на наш рынок?
— Согласен с вами, нужно просчитывать в каждом отдельном случае. Российский рынок в любом случае остается интересным, потому что он большой. Он всегда был не просто хорошим, а стратегическим для многих американских компаний. В 2021 году, судя по нашим опросам, 73,5% американских компаний относили его к этой категории.
— В последние недели курс рубля укрепился. Вице-премьер Александр Новак говорил, что это связано с притоком иностранного капитала. Начали ли уже компании из США и американские банки подготовку к возврату на российский рынок с точки зрения закупок российской валюты?
— Экономисты, с которыми я разговаривал, объяснили, что на курс повлияли скорее спад долларового импорта и уменьшение геополитических рисков. Да, я понимаю, что это может считываться как возвращение керри-трейдеров. Но крупные игроки, такие как Morgan Stanley или Goldman Sachs, сейчас при всем желании не могут инвестировать в Россию, это запрещено санкциями. Есть процедура комплаенса, которую обойти фактически невозможно. Помимо этого, не будем забывать, что за нарушение санкций есть и уголовная ответственность. Другое дело, что, насколько я понимаю, был некий приток доллара из фондов, которые зарегистрированы в офшорах, например, на Кипре или Британских Виргинских островах. Но это не американские деньги.
— Владимир Путин разрешил малоизвестному американскому фонду 683 Capital Partners купить акции российских компаний у иностранных инвесткомпаний из США и Великобритании. Эксперты предположили, что это начало обмена заблокированными ценными бумагами. Так ли это?
— Идея хорошая, но мы не знаем этот фонд и не знаем деталей.
— Вы поедете c white paper в Вашингтон и с кем будете там встречаться? Каким будет уровень переговоров?
— Обсуждение будет с профильными ведомствами и министерствами в США. В данный момент ожидаем подтверждение встреч. А что касается уровня, мы ожидаем руководителей, заместителей министра.
— Мы с вами обсудили проблемы американского бизнеса в России, потенциальные крупные сделки. Теперь давайте поговорим о серьезных вещах. Хоккейный матч между Россией и США — это реальность?
— Я это очень поддерживаю! Более того, один наш близкий знакомый, американский бизнесмен активно этим занимается и говорит, что есть движение и реальные договоренности обеих сторон. Это вам не «Северный поток», здесь конкретика есть. Такое событие может помочь быстро улучшить отношения двух стран. Я вам скажу как американец, что мне грустно от того, что в США, особенно в результате информационной политики последних лет, сложилось неправильное понимание России и нужен именно визуальный символ нормализации отношений. Не все понимают, что такое Россия сейчас.
— В целом, как вам представляется алгоритм сближения двух стран? Сначала матч — это символический шаг. Что потом?
— Уже сейчас идет дискуссия по возобновлению дипломатических отношений. Это давно надо было сделать. Двусторонняя эскалация дипломатического конфликта началась не после СВО, а еще при Обаме. Консульство в Санкт-Петербурге фактически закрыли. То же самое — в США. Для начала надо решить этот вопрос и возобновить работу консульств. Затем — начать выдавать визы, заняться улучшением консульских услуг. Есть много возможностей для взаимодействия в культурной сфере. И, опять же, Арктика. Но не только с точки зрения коммерческой эксплуатации, а с точки зрения экологии.
— Несмотря на кажущееся потепление, Дональд Трамп иногда высказывается и за ужесточение санкций против России. Как вы смотрите на такие «качели»?
— Санкционную машину остановить не так просто. Не нужно воспринимать новые пакеты как некие конъюнктурные, спорадические действия. Санкционный механизм — это «Титаник». Когда стало понятно, что по курсу огромный айсберг, от него не получилось отклониться, потому что «Титаник» — огромный корабль, который не может быстро маневрировать, и он по инерции двигался вперед. То же самое с санкциями. Над ними работают целые департаменты. Уверен, что еще при Джо Байдене было сформулировано несколько новых пакетов. Дональд Трамп не хочет давать им ход, но он человек из бизнеса, который любит решать вопросы быстро и умеет торговаться. Но хорошая новость в том, что он, похоже, все же хочет договориться и найти компромисс.
— У Дональда Трампа один срок, а выборы в Конгресс пройдут уже в 2027 году, и ситуация там тоже может поменяться. Есть ли смысл сейчас договариваться?
— Именно поэтому нужно все делать быстро, пока есть возможность. Я не думаю, что даже если что-то изменится политически, то произойдет откат в экономических отношениях, которые мы можем сейчас наладить. Бояться этого не надо.
