В моду входит медленное чтение. Выставка «Любовь в авангарде. Матюшин + Гуро» (кураторы — Сергей Уваров, Полина Стрельцова), что в центре «Зотов», — для медленного смотрения.
Это выставка-открытие. Куратор Уваров возвращает из архивов, из нот, напечатанных в поэтических сборниках, из рабочих записей Матюшина и его ученицы Марии Эндер замолкшую, казалось, навсегда музыку. Тут и «Военная песнь» из оперы «Победа над Солнцем», и «Канцона», и сюита «Дон Кихот»… Эта музыка ждет нас во «внутреннем» круге выставки: там в нишах, похожих на крохотные комнаты (пуф, торшер, штора создают домашний уют), можно включить запись и слушать музыку будетлян. Смотреть афиши спектаклей «Владимир Маяковский» и «Победа над Солнцем», чувствуя себя в машине времени.
Это путешествие по волнам памяти. Прежде всего о русском Серебряном веке и истории авангарда. Оба понятия не самые строгие. В том смысле, что их определений почти столько же, сколько их исследователей. На выставке путь от символизма и модерна к авангарду и модернизму выглядит «дорогой в дюнах». Там с одной стороны дорожки — проблески моря, вечности, четвертого измерения, о котором после книги Петра Успенского размышляли все, от Рериха до Малевича. Матюшин, разумеется, тоже. А с другой стороны — земные пейзажи, коряги, готовые превратиться в танцующих дриад, небо как купол и партитура цвета, как в матюшинском полотне из Русского музея «Движение в пространстве». В нем, кажется, весь ХХ век уместился, от Малевича до Мондриана как минимум. Словом, дорога от символизма к авангарду петляет, делает круги и не стремится выйти на финишную прямую пособий по истории искусства ХХ века.
Эта выставка о встрече не только искусств, но и двух влюбленных, она о той любви, что сильнее смерти…
Выставка апеллирует к синтезу музыки и литературы, живописи и книг, философских поисков и мистических прозрений, театральных постановок и фотографий. В конце концов дом 10 на Песчаной, где жили Михаил Матюшин и Елена Гуро, был и редакцией издательства «Журавель», и местом споров футуристов, и домом рождения авангардного «Союза молодежи». Здесь от «неправильных» стихов Гуро («И я вдруг подумал: если перевернуть // Вверх ножками стулья и диваны, // Кувыркнуть часы?.. // Пришло б начало новой поры, // Открылись бы страны») до замысла «Победы над Солнцем» и дурашливых фотографий после скандальной премьеры Малевича, Матюшина, Крученых в ателье Карла Буллы, на фоне перевернутого вверх тормашками задника с нарисованным роялем — лишь пара шагов.
Эта выставка о встрече не только искусств, но и влюбленных. Она прежде всего о любви. Той, что сильнее смерти. Той, что могла быть в Серебряном веке и в рыцарских романах.
Они встретились в рисовальной студии Яна Ционглинского, одной из самых популярных в Петербурге. Он — скрипач в Придворном оркестре, вроде бы счастливо женатый, у него четверо детей и идеальная по всем меркам жена. Она на 16 лет моложе, дочка генерала, правнучка маркиза, бежавшего из охваченной революцией Франции в Россию, пишет стихи, которые не печатают. Понятно, что она делает в студии Ционглинского: хорошим девочкам из генеральских семейств полагается музицировать, писать стихи. Что делает он в живописной студии, не очень ясно: в сорок-то лет вдруг заняться живописью вместе с желторотой молодежью — несолидно. Они не замечали друг друга. Пока он не увидел, как она рисовала гипсовую голову. Он будет вспоминать об этом после ее смерти весной 1913-го, записав в дневнике: «Мое первое движение души в Лене было так чудно. Она рисовала Гения с гипса, и я увидел такое лицо необыкновенной чистоты и такого воплощения в соединении с творящим — все лицо без малейшей черты людского «я». Это было золото моей жизни, мой сладкий сон, мои единые мечты всей моей жизни, и я этого не знал еще тогда. Эту прелестную мечту сменила чувственная».
Эти двое, каждый из которых вроде в своем пространстве, но объединенные рамкой снимка, ритмом деревьев, сенью листвы, — одна из самых известных пар русского авангарда. Михаил Матюшин и Елена Гуро. Мика и Лена, как они обращались друг к другу в письмах.
Впрочем, известен больше, конечно, Матюшин. Как композитор, написавший оперу «Победа над Солнцем», как создатель теории расширенного смотрения и «Справочника по цвету». Стихи, пьесы, рисунки Елены Гуро для многих остаются тенью мифа Серебряного века. Пожалуй, впервые на этой выставке в Москве она предстает не музой, но сильной личностью, которой, кажется, приоткрыты тайны мира. Странно, но эта хрупкая девочка, словно вышедшая из пьес Ибсена, из стихов Блока, двигалась в сторону экспериментов авангарда, словно предчувствуя тектонические сдвиги века.
Ее роль в искусстве ХХ века была велика при жизни. Но странным образом оказалась еще больше после смерти. К годовщинам ее смерти Матюшин ставил спектакли по ее пьесам и стихам. Каждый оказывался прорывом в неведомое.
В 1920-м это спектакль по двум пьесам сборника «Шарманка» для чтеца и фортепиано, центром которого стала «Музыка к Арлекину». Он возвращал к любимым героям Гуро, к стихотворному сборнику, тираж которого не был распродан, к музыке их любви. В 1921-м Матюшин поставил «Осенний сон», последнюю пьесу Елены Гуро, для которой он написал сюиту для скрипки и фортепиано. Матюшин был в этом спектакле режиссером, композитором, художником, музыкантом. Актеров зрители не видели — звучали их голоса и музыка. Почти как на спиритическом сеансе. В 1922-м он поставил «Небесных верблюжат», превратив прозаические и поэтические миниатюры в канву спектакля, где зрители оказывались зажаты массой белых облаков. «Постепенно над ними начинали подниматься облака вверх, …движение нарастало, облака-стенки пролетали, все расширяя пространство зала, пока наконец не устанавливались на краях зала, как на горизонте. Создана была полная иллюзия облаков и как бы подъема на высокие горы «прямо в небо», — вспоминал Матюшин.
Зрителю художник и композитор предлагал пережить опыт подъема, выражаясь высоким штилем — вознесения, выхода в другое измерение. И кажется, что для самого Матюшина этот опыт существования на границе миров был главным. Для него он был связан с любовью к Елене Гуро, с их общей работой, с продолжением их общего поиска.
В августе 1913 года он запишет в дневнике: «Сегодня 26 августа Лена сказала, что мы с ней неразлучимы… жизнь наша… и наша встреча создали единое понимание и большую любовь к единому, т.е. такая однородная масса живых видимостей, движений, вибраций пронизалась лучами нашей встречи и радостью, найдя общее для ее выражения. Вот почему мы с ней будем все больше и больше работать вместе. (Соединение в едином.) Какая радость!»
Елена Гуро умерла 6 мая 1913 года. Матюшин, который был с ней до последнего мгновения, не хотел расставаться с любимой и после. Были ли записанные в дневнике слова игрой воображения на спиритическом сеансе, сновидением или воспоминанием, не суть важно. Важно, что любовь может быть сильнее смерти. На этой выставке начинаешь догадываться, что так может быть.
