Смотришь иное женское кино, которое теперь доминирует на экранах, и кажется подчас, что ты забрел на сеанс психоаналитика. Сеанс, закрытый для досужих взглядов, сеанс для посвященных и сочувствующих. Остальным не сюда.
Идет дележка глубоко личным, интимным, для посторонних взглядов не предназначенным. Тем, чего кино принципиально избегало — чтобы не уподоблять экран замочной скважине. Секс — штука, как известно, капризная, у каждого свои капризы, они, возможно, и возбуждают, но уж точно не предназначены для третьей пары глаз: сразу становятся отталкивающими.
Фильм голландской актрисы-режиссера Халины Рейн Babygirl (в нашем прокате «Плохая девочка») на Венецианском фестивале у одних вызвал бурный восторг, другие в панике бежали из зала. Его героиня Роми — бизнесвумен, гендиректор большой компании по производству роботов. Еще на вступительных титрах идут громогласные стенания — фильм открывается развернутой сценой оргазма. Как выяснится, оргазма имитированного, ибо гендиректор Роми, сбежав в другую комнату, тайно завершит процесс за любимой порнушкой. Муж ее Джейкоб, театральный режиссер, мирно ставит «Гедду Габлер» и о том не подозревает — они вместе скоро двадцать лет, у них две дочки, образцовая семья, но у всех свои тараканы.
Рассуждая об этом фильме, вступаешь на зыбкую почву тем крайне интимных и щекотливых
Это повесть о кризисе неопределенного возраста, о неутоленных страстях и об открытии героиней новых степеней внутреннего раскрепощения, свободы от таких чувств, как стыд и достоинство. Как объяснят в одном из итоговых монологов фильма, проблема в том, что о сексуальных отношениях у мужа-режиссера устаревшие понятия. Устаревшего мужа играет белобородый брюнет Антонио Бандерас, неудовлетворенную жену — Николь Кидман. Удовлетворение и заодно суровый урок им даст третий главный персонаж — стажер Самуэль, молодой и наглый (в этой роли Харрис Дикинсон).
Он сразу берет дело в крепкие руки. Сначала спасает Роми от напавшего на нее пса, легко его усмирив. А потом, проницательно разглядев в своей начальнице по службе подавленное желание подчиняться, так же легко ее соблазняет утехами ролевых сексуальных игр в «рабыню» и ее «господина». Они сошлись, волна и камень, лед и пламень: ей придется изображать собачку, ползать на четвереньках, лакать из блюдечка, и это будет только началом изощренных унижений, для нее сладостных, для экспериментатора Самуэля занятных, для постороннего свидетеля тошнотворных. Такая страсть голодной женщины к откровенной издевке торжествующего самца под музыку, подобную рыку спаривающихся тигров (композитор Кристобал Тапия де Веер).
Многие в восторге от смелости Николь Кидман, которая и прежде была не робкого десятка. Ее героиня на наших глазах колет ботокс, отчего становится похожей в одних ракурсах на Катрин Денев, в других на Людмилу Гурченко — актриса теряет индивидуальность и одновременно звездное оперение. Она не боится рядом с молодым любовником выглядеть старой. Ее Роми конвульсивно мечется от власти, данной ей служебной карьерой, к готовности исполнить любой приказ властелина. Это мучительно для нее и, по-моему, для зрителя, не привыкшего подглядывать. Такое, конечно, требует от актрисы отваги не просто раздеваться, но и выворачивать наизнанку то ли свою, то ли героини психофизику. Но к чему овации — Николь Кидман здесь далеко не первопроходец: и в респектабельном кино, и в порноиндустрии можно наблюдать и не такое. Сокрушительная разница в возрасте стареющей дамы и сверкающей юности объекта ее страсти была обыграна, например, в фильме Катрин Брейя «Запретная страсть» и в его первоисточнике «Королеве сердец» датчанки Май эль-Туки. А муки стыда, которые испытывает «плохая девочка» Роми, не выглядят сыгранными — сочувствуешь не столько героине, сколько хорошей, но не в меру авантюристичной актрисе.
Сценарий Халины Рейн предусматривает несколько рискованных поворотов сюжета — с нежданным визитом настырного Самуэля в семью своей рабыни, с ее постоянными метаниями и колебаниями, с пароксизмами собственного достоинства, с подозрительными ориентациями ее дочек, скучать здесь не дадут. Но ключевые диалоги придуманы и выписаны на таком градусе истерики, что даже Кидман с Бандерасом не могут их сыграть.
Фильм сконструирован многослойным, весь на интригующих контрастах: властная должность топ-менеджера, репутация иконы феминизма — и лаканье из блюдечка, отключение всех естественных тормозов организма. Авторы прямо говорят: хотим «показать миру, кто мы на самом деле», почему-то сосредоточившись на физиологии сексуальных аберраций. При этом мужской состав картины выглядит всего только испарением их фантазий: Бандерас играет мужа с такой юношески робкой нежностью, словно он с супругой в постели встретился впервые, а такого стажера, что изображен Дикинсоном, стоило бы немедленно выгнать не только из компании робототехники, но и из бара, где он подрабатывает, — дерзок, агрессивен, неуправляем, опасен и ни на что, кроме насилия, неспособен. Но ничего не поделаешь, таким видит автор фильма этот бесцеремонный вражеский пол.
Одна из читательниц в сети назвала фильм Рейн провокационным. Наверное, столь напористая картина спровоцирует любознательных на поиски новых впечатлений в исследовании границ собственной сексуальности. Но не уверен, что в этом задача серьезного искусства, каким она хочет казаться.
