Вячеслав Прокофьев (Париж)Классик российского современного искусства живет в доме XVII века, что на узенькой улочке в историческом центре Парижа. Эрику Булатову в сентябре исполнилось 90 лет. К каким только течениям в живописи его не приписывали на протяжении минувших десятилетий — нонконформизму, соц-арту, фотореализму. Но ни одно к нему не подходит. У художника свой неповторимый стиль, который принес ему широчайшую известность как в России, так и далеко за ее пределами. Эрика Булатова навестил наш корреспондент и задал ему несколько вопросов.
Вот уже 30 с лишним лет вы живете в Париже. Как я понимаю, вам здесь хорошо живется и работается. Вместе с тем часто бываете в России, Москве. Что они для вас?
Эрик Булатов: Москва — это мой город. Москва — это я, ну как можно не любить себя самого? Она остается внутри вас. Все мое воспитание, обучение, весь жизненный опыт связаны с Москвой. Париж мне, конечно, нравится. Но все-таки это не мой город, а вот Москва — мой.
Как-то вы сказали, что в Париже вы ощутили себя по-настоящему русским художником.
Эрик Булатов: Менталитет у меня иной, хотя много общего с европейским. Это и воспитание, и наше искусство, которое является частью европейского. Однако мой образ мышления, сознание все-таки отличаются, потому что взращены на русской культуре. И эта принадлежность к национальной культуре определяется не кровью, а именно воспитанием.
Сейчас на Западе, и Франция не исключение, предпринимаются попытки отменить русскую культуру. Так, в Центре Помпиду хранятся более 500 работ современных русских художников, переданных в дар меценатами, художниками, но все сейчас убраны в запасники. Как вам это?
Эрик Булатов: Конечно, безобразие. Меня это тоже коснулось. Две картины находились в постоянной экспозиции музея, но их взяли и как ни в чем не бывало отправили в запасник. Хотя эти работы были в свое время приобретены самим музеем. Более того, в стенах Центра Помпиду мне торжественно вручили французскую высокую награду — Орден искусств и литературы. Я считаю, что картины сняли совершенно несправедливо. Вообще это стремление вытолкнуть русское искусство, русскую культуру из Европы — очень скверная вещь. Правда, я абсолютно убежден, что она временная и, хочется верить, что скоро кончится.
Будем надеяться, хотя каких-то сдвигов пока невидно. Наоборот, недавно Еврокомиссия опубликовала рекомендации тамошним таможенникам конфисковать у россиян не только автомашины, но и они получили право конфисковать телефоны, предметы личной гигиены…
Эрик Булатов: Ну что сказать? Идиотизм какой-то… Должны понять, что тем самым себе наносят вред. Предстают в неприглядном свете.
Как к русской живописи в целом относятся на Западе? Я — не о Малевиче или Шагале, а о классическом русском искусстве. Несколько лет назад в Париже в Малом дворце, что рядом с Елисейскими Полями, прошла большая ретроспектива работ Ильи Репина. У публики она вызвала огромный интерес, но в СМИ — минимальное внимание.
Эрик Булатов: Это обычное дело. В Германии, Англии проходили выставки русского пейзажа XIX века, выставка портретов работы русских художников, и каждый раз они пользовались большим успехом у зрителей. И каждый раз получали или негативную критику в прессе, или просто замалчивались. Что на это скажешь? С музыкой так не получается. Попробуй запретить Чайковского, Мусоргского, Рахманинова. Мы с женой постоянно слушаем передачи местной радиостанции Classique. Так там больше половины репертуара — русская классическая музыка. Но вот в живописи того периода мы пока не утвердились, поэтому с ней тамошние искусствоведы обходятся без надлежащего уважения. Будем надеяться, что это произойдет в будущем. Я не говорю, что русское изобразительное искусство лучше прочих, но оно должно занять достойное место в европейском, одно из основных.
Оглядываясь на пройденный путь, что, как вы считаете, является наиболее важным в вашем творчестве?
Эрик Булатов: Главное — понимание мира и той жизни, которая выпала на мою долю. Что характерно именно для меня? Это пространственное мышление. Казалось, отвлеченное определение, но оно наполнено конкретным смыслом. Этому я учился у Владимира Андреевича Фаворского. Не в прямом смысле, потому что к тому времени он уже не преподавал. Просто к нему ходил домой, слушал. Вот он понимал значение именно пространственности. Конечно, и плоскость остается, но одно другого не отрицает. Как это объяснить? Я всегда привожу пример одной моей картины, которая, кстати говоря, стала популярной. Это «Слава КПСС». Фраза написана большими красными буквами по голубому небу с белыми облаками. Первое впечатление — небо и буквы слиты воедино и кажется, что слова как бы произносятся от имени неба. Однако если присмотреться, то увидите, между буквами и небом есть расстояние, некоторая дистанция, и у них у каждого своя жизнь. Более того, оказывается, что лозунг закрывает от нас небо, мешает нам видеть его. Вот это и есть пространственное мышление.
Какой смысл вы вкладываете в понятие «успех»? Далеко не все художники его добиваются, но это ведь не ваш случай.
Эрик Булатов: Знаете, я не придаю этому большого значения. Потому что понятие успеха — преходящее дело, как правило, связанное с рынком. А рынок — это очень опасная вещь для искусства. Он никак не является критерием качества, а значит, и успех не может быть, в конце концов, критерием качества. Я же все-таки надеюсь на какое-то качество моих работ.
Эрик Булатов: Главное — делать то, что считаю нужным, и так, как я считаю нужным
Хотя для многих финансовый успех — важнейший горизонт, к которому они стремятся. Правда, немногим дано….
Эрик Булатов: Для меня главное — то, чем я занимаюсь. Делать то, что считаю нужным, и так, как я считаю нужным.
Вы когда-нибудь задумывались над тем, как происходит рождение ваших картин? Что стоит в начале?
Эрик Булатов: Визуальный образ. Почему и как он возникает? Трудно сказать. Логичного объяснения вообще нет. Просто жизнь, в которую мы погружены, все время предлагает много разных и любопытных явлений, интересных ситуаций. И почему-то из всей этой массы впечатлений именно одно на вас производит очень сильное воздействие. Возникает подсознательно потребность выразить это в материале. Потом вы можете понять, что и почему. Правда, часто выясняется со временем, что сделал совсем другую работу. Однако главное — точность этого начального впечатления.
Ваши полотна масштабны. На первый взгляд, особенно у людей, которые не очень знакомы с вашим творчеством, может возникнуть ощущение, что вы используете современные средства, и к этому их подталкивает фотографическая точность рисунка. Хотя ваши главные инструменты — кисть и цветные карандаши…
Эрик Булатов: Мне как раз доставляет удовольствие понимать то, что я пользуюсь теми же средствами, что Фра Анджелико и Леонардо да Винчи в XV веке. Я вообще считаю, что искусство не должно порывать со своим прошлым. Не подражать, а быть с ним связанным. Как сказано у Мандельштама: «Век мой, зверь мой, кто сумеет заглянуть в твои зрачки, Ты своею кровью склеил двух столетий позвонки». Мое дело не разрывать, а соединять.
