Всю жизнь Ярослав Галан боролся с духовными лидерами антирусского украинства13.07.202516:15Игорь Вирабов изменить размер шрифта: 1.0xНа днях небритый человек в камуфляже Зеленский общался с человеком в сутане Львом Четырнадцатым.
Прошлый раз небритый в камуфляже виделся с папой Римским у «Святой Марфы», в гостинице. Теперь куда солиднее, в Апостольском дворце.
Кому-то показалось, что у Льва Четырнадцатого нет других забот, кроме как думать, отчего на Украине так бессовестно уничтожают каноническое православие — и притом задались целью задушить в себе самих всё русское. Нет, разумеется, — с чего бы папе Римскому об этом волноваться. Об этом прежде он и все его предшественники ведь могли только мечтать.
Но тихо.
Вслух такого никогда старались не произносить — хотя архивы, документы все хранят.
У папы Римского с Зеленским состоялась теплая и задушевная беседа. Видеокадры будто сцена из известного балета с лебединым озером — у широких окон двое смотрят то ли друг на друга, то ли в глубину расширенных пространств. Им хорошо.
Такое па-де-де, идиллия и пастораль.
Но тут — балет балетом — речь, конечно, о другом. Открыл вдруг по такому случаю одну потрепанную книгу и — шарах! — читаю.
«Охваченный идеей покорения Риму всей Украины, Белоруссии и России, он погружается все глубже и глубже в трясину предательства. Его честолюбивым мечтам не было границ: во имя их осуществления он готов был на всё…»
Что это, о чем, о ком? Опять небритый в камуфляже?
* * *
Нет, автор этой книги рассказывал о жизненном пути митрополита Шептицкого, продавшегося с потрохами Ватикану, даже специально учредившего подручную Униатскую церковь. Для чего?
Воинственный митрополит мечтал, что двинет паству на восток и вырежет «русню»: «Многим из нас бог ниспошлет милость проповедовать в церквах Великой Украины, право- и левобережной, вплоть до самой Кубани и Кавказа, Москвы и Тобольска»… У него не было никакого сомнения, что будет именно так, настолько сильна была его вера во всемогущество… Адольфа Гитлера».
Кто это написал, кто автор книги? Вроде бы, вчерашний день — но так напоминает день сегодняшний.
А не торопитесь. Проверяю: автор, вот же на обложке, украинец и из самого что ни на есть галицкого города Львова. Не просто знал, о чем писал. Предвидел. И предупреждал. Пусть не конкретно про «Святую Марфу» и Апостольский дворец — но все-таки про то, что вся эта история еще вернется на круги своя.
И вот история нам будто подмигнула: замечательно сошлось. В июльский день сутана с камуфляжем посидели хорошо — и ровно накануне того самого 13 июля, когда автор процитированных книг был Ватиканом отлучен.
Дело было в 1949 году. Подписывал проклятия писателю тогдашний Пий Двенадцатый. И было у проклятий продолжение.
Ведь папе Пию было хорошо известно, что писатель атеист и коммунист (хотя и борется за историческое право православия и русскую культуру) и «отлучение» его не больно беспокоит. Тут другое: знак из Ватикана был услышан теми, кто и должен был его услышать.
Фото: Из архива Игоря Вирабова
Тут все друг друга понимали с полуслова.
* * *
Только что во Львове расправились со священником Гавриилом Костельником — за то, что тот добился ликвидации Брестской унии и разрыва Униатской греко-католической церкви с Ватиканом.
Только что были зарублены с родителями и маленькими детьми народные депутаты Мария Мацько и Калина Хомич — слишком откровенно радовались русским братьям и советской дружбе народов.
Только что прислали посылку с бомбой польскому физиологу Здиславу Белинскому: ему припомнили, как он спасал из лап бандеровцев учителя, профессора Адама Бека, а теперь носился с дружбой братских славянских народов.
Только что застрелили доцента Львовского политехнического, поляка-интернационалиста Доната Ленгауэра, прямо у могилы сына, убитого теми же бандеровцами.
И теперь, когда пришел сигнал из Ватикана, писатель спокойно сказал: «Следующая очередь — моя».
Он и тут не ошибался.
* * *
Отмашку дали в Мюнхене, от самого Шухевича.
План разработали в селе Сороки подо Львовом, в доме священника Дениса Лукашевича.
Сначала в квартиру писателя на Гвардейской улице пришли студент Илларий Лукашевич с Томой Чмилем по кличке «Ромко» — помешали гости. А 24 октября никто не помешал — с Илларием явился Михаил Стахур, он и убил писателя — одиннадцать ударов топором по голове.
Памятник Галану во Львове переплавлен в монумент всеукраинскому товариществу националистов «Просвите», против которых писатель боролся. Фото: Из архива Игоря Вирабова
Писателю было только 47.
Убийцы бодро отвечали на суде. Стахур сказал, что убивал за то, что этот писатель — враг ОУН-УПА (террористическая организация, запрещенная в России) и Ватикана. Лукашевич — тоже откровенно: «Оуновские руководители сказали, что его нужно убрать, потому что он в прессе выступает против греко-католической церкви и националистического движения, а на Нюрнбергском процессе требовал выдачи Степана Бандеры и суда над ним».
Позже поймали еще нескольких организаторов убийства — истинных боевиков-бандеровцев Романа Щепанского (кликуха «Буй-Тур») и Ивана Гринчишина («Орест»). Как известно, ликвидирован был и идеолог национал-головорезов — Роман Шухевич.
Ярослав Галан не боялся бандеровцев и писал на них гневные, жесткие и искренние памфлеты. Фото: Из архива Игоря Вирабова
Конечно, это были далеко не все.
Но остальные — притаились до поры до времени. Кто в Мюнхене, кто в Лондоне или Париже, кто за океаном.
И вот теперь мы дожили — пора пришла. Повылезали. Теплые объятия в Апостольском дворце.
И все-таки — чего их так уж взволновал писатель?
Он не боялся их. После 13 июля написал в ответ памфлет — сейчас его назвали бы неполиткорректным — «Плюю на папу».
Но он был искренен, писал он гневно, жестко — разрезал памфлетами удушливую ложь: «С крестом или с ножом?», «Отец тьмы и присные», «Апостол предательства», «Исшедшие из мрака», «Сумерки чужих богов», «На службе у сатаны».
А вот они его — боялись.
Тут пора сказать: да кто же он, этот писатель.
Ярослав Галан.
* * *
Его отца, Александра Галана, еще перед войной — но Первой мировой — австро-венгерская фемида спрятала в концлагерь Талергоф. За что? За то, что Александр Михайлович читал Тургенева и Достоевского, и преклонялся перед Пушкиным и Львом Толстым. Это не фигура речи — европейская цивилизация уже тогда освоила конвейеры концлагерей, уже тогда без лишних реверансов перемалывала там не только пленных русских, но и жителей Галиции и Буковины, заподозренных в симпатиях к России. Но почему?
Замечу к слову. Это ведь урок, усвоенный Галаном с детства. Кажется, только у нас, и сто, и двести лет пройдет, все будут изумляться: что ж нас так не любят, мы ведь тоже европейская цивилизация, читаем Гете и Шекспира, медитируем под Вагнера, танцуем лучше всех. Что ж нас так боятся — если мы во всю свою историю только спасаемся и защищаемся от пришлых орд. Вся причина в схизме — разделении на католичество и православие? Ну не без того. Но ведь за этим столько еще разных раздражителей — наши просторы и богатства, наши идеальные, сидящие в крови непрагматичные понятия о том, что все-таки духовное важнее, чем материальное. Иначе говоря: как ни крути, а совесть все-таки у нас сильнее, чем корысть и выгода.
А это раздражает, видимо, — и бесит даже. В этом же нет претензии, это мешает мыслям о всемирной гегемонии.
Концлагерь Талергоф прошли десятки тысяч — сколько уничтожено, никто и знать не хочет, хотя счет — на тысячи. Отцу Галана выжить удалось. Семью мотало время — то прятались в Ростове, то вернулись в Закарпатье. Ярослав Галан учился в Вене, потом в Кракове. Его сажали в польские застенки, запрещали и учительствовать, и печататься. В середине 1920-х в Перемышле Галан вступил в ряды КПЗУ — западноукраинской компартии. Интересно, что женским отделом в этой партии тогда заведовала Нина Кухарчук — будущая жена Хрущева, и она поддерживала курс на «украинизацию» — обособление от «польскости» и «русскости». Потом ведь эту мысль о повсеместной «украинизации» и сам Хрущев всегда держал в уме.
После череды убийств известных лояльностью к России и православной церкви деятелей, получив проклятия от Пия XII, писатель спокойно сказал: «Следующая очередь — моя». И не ошибся. Фото: Из архива Игоря Вирабова
Жену Галана — Анну, приехавшую учиться в Харьков, безумно заподозрили и осудили, как польскую шпионку, как раз в тот самый год, когда Хрущев пошел на повышение и был в Москве назначен «членом тройки НКВД». Так или иначе, Галан не смог ее найти.
Странные были времена. Тогда еще, к примеру, нарком просвещения УССР Александр Шумский заклеймил в противовес подлинно «украинским» -«малоросских коммунистов»: слишком «лебезят» перед русскими. И что? Карьера вывела его в ректоры Ленинградского нархоза, а потом и политеха. А потом в 1946 году его по подозрению в связях с украинскими бандеровцами ликвидировали «по решению ЦК, инициированному Н.С. Хрущевым». Слишком много знал? Сплошные мутные истории.
Весной 1936 года неутомимый борец с русофобами писатель Ярослав Галан во Львове тайно собрал Антифашистский конгресс работников культуры. Фашизм шел отовсюду. Организация украинских националистов, те самые «оуновцы», взорвали редакции антифашистских газет «Сила» и «Труд», расправились с секретарем советского консульства Андреем Майловым. Полиция смотрела снисходительно на террористов — но при этом расстреляла демонстрацию трудящихся… В 1939-м Ярослав Галан встречал во Львове Красную армию радостно. Он продолжал свою священную борьбу с неистовыми духовными лидерами антирусского политического украинства — митрополитом Шептицким, Дмитрием Донцовым и отцом «советско-украинской исторической науки» Михаилом Грушевским.
Фото: Из архива Игоря Вирабова
В годы Великой Отечественной Галан был военкором, вел программы, между прочим, и на прифронтовой радиостанции «Днепр» в харьковском Купянске. В Москве, работая над сборником «Фронт в эфире», встретился с художницей Марией Кротковой — ставшей Галану женой и единомышленницей навсегда. Осенью 1944-го добрался до освобожденного родного Львова. Писал с такими неприкрыто жуткими подробностями — что творили здесь головорезы из батальона «Нахтигаль»: за одну лишь неделю в июле 1941-го перебили восемь тысяч жителей. Буквально растерзали после пыток вместе с семьями полсотни профессоров и академиков Львовского университета. Он показал наглядно, как бандеровцы и мельниковцы ревностно служили немецким хозяевам, как абвер участвовал в создании террористических ОУН-УПА и как благословляла униатская церковь новую дивизию СС «Галичина»…
* * *
В сорок пятом, после Победы, Ярослав Галан с группой писателей ездил по частям советской армии в освобожденных европейских странах. А в 1946-м приехал как корреспондент «Советской Украины» на Нюрнбергский процесс.
В марте 1946 года, когда в Нюрнберге было далеко еще до приговора, британский премьер Черчилль произнес чудовищную Фултонскую речь. Красноречивую.
Из дневника писателя Бориса Полевого: «С утра 12 марта только и говорили об этой речи… В «Нью-Йорк геральд трибюн» через всю полосу крупным шрифтом: «Черчилль: Объединяйтесь, чтобы остановить Россию». Все это, в сущности, не очень неожиданно… Но на суде было заметно: подсудимые, узнав от адвокатов о выступлении Черчилля, будто бы мысленно аплодируют Черчиллю как своему духовному собрату, своей надежде.
«Это очень серьезно, — тихо сказал тогда Ярослав Галан, а даром слов на ветер он не бросал».
Борис Полевой в те дни часто бродил по нюрнбергскому парку Фабера с Ярославом Галаном — обсуждая, куда катился мир.
Автор «Повести о настоящем человеке» поначалу не придал особого значения «фултоновскому выступлению Черчилля».
«Вы ошибаетесь, — возразил Галан. — Черчилль не только экстравагантный старик, любящий рекламу. Он все точно и заранее рассчитал — и университетскую трибуну в Америке, и время, когда напуганный своими неудачами в Восточной Европе капиталистический мир ждет сигналов к действию… От этого выступления идут очень широкие круги. Протрубила труба магистра ордена империалистических крестоносцев. И все отряды черных рыцарей, явные и давние, пришли в движение…»
Полевой записывал в дневник: «И он принялся рассказывать мне, что вокруг Мюнхена, в маленьких городках, да и тут, в Нюрнберге, собираются силы украинских националистов — бандеровцы, мельниковцы, жовтоблакитники. «Теперь эту сволочь, — говорил Галан, — подкармливают, снабжают деньгами и вооружают американцы. Я думаю разоблачить все это в книге…»
Полевой сказал тогда Галану: «Будьте осторожны, Ярослав. Берегите себя».
А Галан ответил: «Время благодушия еще не наступило…»
Какое там.
Уж мы теперь-то знаем.
Фото: Из архива Игоря Вирабова
Ровно через полвека после убийства Ярослава Галана, в 1999-м, тоже в октябре, в лестничном пролете обнаружен сброшенный ненайденными лицами львовский профессор-историк Виталий Масловский, издавший книгу «С кем и против кого воевали украинские националисты в годы Второй мировой войны». Следствие установило, что профессор поскользнулся на арбузной корке.
Можно вспомнить про расстрел писателя Олеся Бузины. Или сожженных в Доме профсоюзов одесских поэтов.
Убийцы снова ничего не боятся. Они узаконены.
И благословлены.
* * *
Не знаю, как сейчас, а в девяностые на Украине были обращения в прокуратуру — о реабилитации убийц Ярослава Галана. Тогда приговор оставили в силе. Рано было.
Параллельно там же появились и исследователи, уверяющие, что Галан убит «рукой Москвы». Возможно, в будущем докажут, что яростный антифашист сам себе нанес 11 ударов фашистским топором по голове.
Музей Галана во Львове переориентирован — теперь это музей «Литературный Львов первой половины ХХ века». Возможно, там рассказывают, будто в глубине души Галан был истовым бандеровцем — просто боялся кровожадных москалей.
Памятник Галану во Львове переплавлен в монумент всеукраинскому товариществу националистов «Просвите», против которых писатель боролся.
В Харькове улицу Галана сделали «Литературной». В Одессе и вовсе демонстративно переименовали в «улицу Шухевича» — его врага.
Из школьных учебников, разумеется, имя Галана на Украине вычеркнуто.
А что у нас?
Вы думаете, что у нас о нем полслова есть в учебниках?
Справедливости ради: Ярослав Галан при жизни все-таки был награжден двумя орденами «Знак почета». Сталинскую премию дали, правда, посмертно. В Бельском речном пароходстве на линии Москва — Уфа ходил когда-то пароходик его имени, но его давно списали. В Саратове была улица антифашиста Галана — в девяностые ее переименовали в «Провиантскую».
Есть еще два фильма о Галане — 1954 и 1974 годов, «Об этом забыть нельзя» и «До последней минуты» — в них писателя играли Сергей Бондарчук и Владислав Дворжецкий. Кто про эти фильмы вспоминает?
Фото: Из архива Игоря Вирабова
А еще — такой вот факт, который заставляет глубоко задуматься.
Последние два года жизни Галана знающие люди называли временем «тихого бойкота» в отношении киевских партийных органов к писателю. Какой-то слишком резкий. В 1958 году — в разгар правления Хрущева — режиссер Мария Афанасьева сняла по пьесе Ярослава Галана фильм «Под золотым орлом» с Павлом Кадочниковым. Пьеса была написана под впечатлением от Нюрнберга — как американцы и бандеровцы в лагере для русских, угнанных в войну в Германию, препятствуют их возвращению домой… Вердикт партийного ЦК: «Нецелесообразно выпускать в настоящее время фильм, имеющий ярко выраженную антиамериканскую направленность».
Тяжелой артиллерией вступили в бой коллеги: видный режиссер Герасимов назвал кино «антихудожественным» и «анахронизмом». Против такого лома нет приема. Осадочек остался. Ведь множество не самых выдающихся картин все же попадало на экраны. Тут же все определялось политическим зигзагом и позицией хрущевского ЦК. Кадочников с приговором не согласился, но… Кино похоронили навсегда.
Поначалу в Киеве после войны и книгу пламенных памфлетов Ярослава Александровича запретили. С удивительной формулировкой: чтобы у читателей не складывалось «преувеличенное представление о силах бандеровцев».
После гибели писателя книгу все-таки выпустили. Она называлась — «Их лица». В эти лица надо было всматриваться.
Теперь они кругом.
Дословно
Из очерка Ярослава Галана «Чему нет названия»:
«Четырнадцатилетняя девочка не может спокойно смотреть на мясо. Когда в ее присутствии собираются жарить котлеты, она бледнеет и дрожит, как осиновый лист. Несколько месяцев назад в воробьиную ночь к крестьянской хате недалеко от города Сарны пришли вооруженные люди и закололи ножами хозяев. Девочка расширенными от ужаса глазами смотрела на агонию своих родителей. Один из бандитов приложил острие ножа к горлу ребенка, но в последнюю минуту в его мозгу родилась новая «идея»: «Живи во славу Степана Бандеры! А чтобы, чего доброго, не умерла с голоду, мы оставим тебе продукты. А ну, хлопцы, нарубайте ей свинины!..». «Хлопцам» это предложение понравилось. Через несколько минут перед оцепеневшей от ужаса девочкой выросла гора мяса из истекающих кровью отца и матери…».
Ярослав Галан при жизни был награжден двумя орденами «Знак почета». Посмертно дали Сталинскую премию. Фото: Из архива Игоря Вирабова
Из очерка Галана «Плюю на папу!»:
«13 июля 1949 года в моей жизни произошло знаменательное событие: папа Пий XII отлучил меня от церкви. Отлучил, как отлучают теленка от коровы. Без предупреждения.
От правды не уйдешь, конфликт между нами начался давным-давно, приблизительно сорок лет тому назад, когда нынешний Пий XII был молодым попиком Пачелли, а на святом престоле сидел Пий X. Каждое воскресенье учитель приводил нас парами в церковь монашеского ордена василиан, где наш преподаватель закона божьего призывал любить надменного цесаря Франца-Иосифа I и ненавидеть «москалей», которых, дескать, надо дочиста вырезать.
Как-то пан отец спросил меня:
— Почему мы зовем святого отца Пием?
Простодушный ответ гласил:
— Потому что святой отец любит выпить!
… По-настоящему мой конфликт со святым престолом обострился, когда я, в минуту хорошего настроения, назвал митрополита Шептицкого (в одном журнале) мутителем святой водички. Этот удар был для князя греко-католической церкви громом с ясного неба: его как раз тогда поглотило дело подготовки антисоветского крестового похода. Моя нетактичность вызвала понятное возмущение: поповны отвернулись от меня, а их отцы нарушили мою прямую связь с небесами, запретив пускать меня в церковь. Шептицкий впал в черную меланхолию, и только приход Гитлера к власти поставил его снова на ноги.
… Прошли годы, святой престол поменял Гитлера на Трумэна, но от этого мои взаимоотношения с ним не улучшились нисколько».
Из очерка Галана, посвященного 800-летию Москвы, 1947 г.:
«Тридцать лет назад человечество раскололось на два лагеря: на тех, кто любит Москву, и тех, кто ненавидит ее. Нейтральных нет: линия раздела проходит через каждый континент, она затрагивает каждое человеческое сердце.
Иначе не может быть. Любить Москву — это значит любить человечество, верить в него, верить в его завтрашний день и ради этого дня работать, бороться, а если надо — и погибнуть в бою. Ненавидеть Москву — значит быть врагом человечества, врагом его наилучших стремлений, врагом грядущих поколений».
