«Блестящий дивертисмент» Якобсона в ПетербургеАнна ГалайдаТеатр балета имени Леонида Якобсона на сцене Александринского театра показал очередную порцию возобновлений хореографии своего создателя. Для петербургской публики это стало событием, сопоставимым с самыми заметными премьерами. На спектакль собрались не только балетоманы — в зале было много узнаваемых балетных лиц. Так в Петербурге бывает всегда, когда возвращаются из небытия постановки Леонида Якобсона. Почти полвека спустя после смерти хореографа родной город продолжает демонстрировать, что в петербургском балетном мифе ему принадлежит уникальное место.
В эпоху строгих эстетических норм и запретов постановки Якобсона были глотком свежего воздуха — он следовал собственным представлениям о прекрасном, не реагируя на окрики и одергивания. Его стиль, родившийся в переломный момент смены модернизма авангардом, совершенно не соответствовал тяжеловесному сталинскому ампиру. При жизни возможность работать в Ленинграде у Якобсона была ограничена — значительную ее часть он провел в скитаниях. Свою неисчерпаемую фантазию и энциклопедические знания выплескивал то на артистов новорожденных среднеазиатских театров, то на танцовщиков молдавского ансамбля «Жок» — везде, где только позволяли ставить.
На большие сцены Якобсона допускали крайне редко, но несколько поколений танцовщиков — от Дудинской и Шелест до Осипенко и Макаровой — получили от него «миниатюрные» хореографические портреты, не менее ценные, чем большие балеты. Только в 1969 году, когда ему было уже 65, Якобсон прорвал административные запреты и получил в свое распоряжение труппу, названную тогда «Хореографические миниатюры», а сегодня носящую имя своего создателя. Он собрал горстку молодежи, преимущественно из провинциальных театров, и с ней словно пережил второе рождение — новые камерные балеты и номера возникали как из рога изобилия. Но через пять лет Якобсона не стало. Труппа выживала мучительно, особенно в постсоветские годы. Главным кормильцем, как у всех отечественных балетных коллективов, стал академический репертуар.
И все же понимание, что труппа обладает уникальным наследием, было всегда. Не всегда было умение заинтересовать им современного зрителя. Когда у руля театра встал Андриан Фадеев, экс-премьер Мариинского театра, он в первую очередь направил свои усилия на то, чтобы поднять профессиональный уровень коллектива. И теперь, когда ему под силу задачи любой сложности, он заново открывает для себя и для нового поколения публики творчество Якобсона.
В последние годы вернулись на сцену трагический одноактный балет по мотивам живописи Шагала «Свадебный кортеж» на музыку Шостаковича и цикл «Классицизм — Романтизм». Теперь к ним добавилось еще несколько разнохарактерных миниатюр. «Средневековый танец с поцелуями» на музыку Прокофьева явно поставлен в полемике со знаменитым Танцем рыцарей из «Ромео и Джульетты» того же Прокофьева в хореографии Леонида Лавровского.
Там, где у предшественника леденящий кровь ритуал и железная кондотьерская поступь, у Якобсона — отношения трех любовных пар, чьи тела спеленуты тяжелыми средневековыми костюмами, но чувства свободны. Другие ассоциации вызывает «Качуча» на музыку Сарасате — она обращена к образу Фанни Эльслер, балетной легенды позднего романтизма, прославившей этот танец. Якобсон был одним из последних хореографов, блестяще чувствовавшим природу характерного танца, и его «Качуча» — дифирамб искусству, в котором перестук каблуков важен так же, как танец плеч, бедер и глаз. «Лебедь» на музыку Сен-Санса ведет диалог с одноименным шедевром Фокина. Но там, где у предшественника из Серебряного века — мерное колыхание белоснежных перьев, Якобсон, вероятно, видит аналогию с собственной судьбой: его лебедь в черной пачке, черных пуантах и с черными перьями (впечатляющая работы Светланы Свинко) горд, смел и непримирим в битве за жизнь.
