Максим ВасюновСтрадальческая судьба Николая Заболоцкого на фоне черно-белых снимков и потускневших рукописей на зло временам и нравам выглядит яркой. Потому что, в конце концов, поэт победил. Пройдя травлю, пытки, лагеря, ссылку, пережив смерть друзей, измену жены… Он оставил сотни произведений и переводов, и каких!
Паустовский называл его поэтом «пушкинской глубины, методичности и силы». Зощенко еще молодому Заболоцкому предрекал, что тот «окажет значительное влияние на нашу поэзию». Борис Рыжий не раз признавался, что именно у Николая Алексеевича учился «прямоте поэтического выраженья страдания и трагедии».
Перечислять имена, которые можно поставить с Заболоцким рядом, можно бесконечно. А вот с городами все гораздо сложнее. По крайней мере, отчетливо всегда вырисовывается только одна связка топонимики и судьбы: Заболоцкий и Таруса. Именно в этом городке на Оке, в трех часах езды от Москвы, поэт провел два своих последних, но очень плодотворных лета — 1957 и 1958 году, именно здесь в 2015-м установили первый памятник Николаю Заболоцкому в России, здесь же все идет к тому, что скоро должен появится первый музей, посвященный писателю.
И здесь же открыли единственную в России выставку к 120-летнему юбилею Заболоцкого.
«Мы считаем, что Таруса и Заболоцкий — это очень близко. Заболоцкий написал здесь одни из самых красивейших своих стихотворений, в том числе знаменитый «Городок» про девочку Марусю в городе Тарусе, эти стихи знают все и они давно стали одним из символов нашего города», — говорит директор тарусского музейно-краеведческого центра «Дом Поздняковых» Наталья Зайченко.
На выставке можно увидеть уникальные снимки Заболоцкого, негативы которых в музей накануне 100-летия поэта передал его сын Никита Николаевич. Большая часть негативов посвящена тарусскому периоду Заболоцкого.
«По фото можно проследить не только атмосферу тех лет, но и окружение поэта. Например, мы видим Заболоцкого на берегу Оки с его друзьями венгерским поэтом Анталом Гидашом и его женой Агнесой Кун, это по их рекомендации Николай Алексеевич поселился дачником в Тарусе, — рассказывают в музее, — или вот семья художников Фаворская и Чекмазов, которых с Заболоцким чуть не рассорил «квартирный вопрос». Ведь они обычно снимали часть того же дома, две комнатки в котором снял Заболоцкий, но при этом он успел доплатить хозяину, чтоб тот больше никого на лето сюда не заселял. Художники были вынуждены искать другой дом».
Также на фото можно увидеть дочь Заболоцкого Наташу, и его друга литературоведа Николая Степанова. Кстати, фотография Заболоцкого и Степанова знаменита тем, что она была опубликована в 1961-м году в легендарных «Тарусские страницы». Альманах вышел при участии Паустовского и в нем впервые увидели свет десять ранее не издаваемых стихотворений Заболоцкого, а также его воспоминания. Там же был напечатан очерк Степанова, в котором есть намек и на «теневые стороны жизни» поэта — его лагеря.
На выставке представлены и фотографии студенческой жизни Николая Заболоцкого, а также рукописи его стихотворений «В этой рощи березовой» и знаменитого «Завещания», написанных вскоре после освобождения.
«Наша экспозиция пусть и небольшая, но мы считаем, что о столь гениальном поэте, незаслуженно отсидевшем и потому до сих пор не до конца открытом широкой публике, должны помнить. Мы делаем все, что в наших силах», — сказала Наталья Зайченко.
В этом году Заболоцкому также будет посвящена акция «Ночь музеев» в Тарусе. Участники театральных студий прочитают его знаменитые стихи, написанные на этом же берегу знаменитой русской реки. Это и «Вечер на Оке», и «Стирка белья», и «Подмосковные рощи», и, конечно, «Городок» с его уже знаменитыми строчками: «Ой, как худо жить Марусе/ в городе Тарусе!/ Петухи одни да гуси, /Господи Исусе».
Архив
Из дневника Давида Самойлова
«15 июля [1957]. Был в Тарусе у Гидашей. Чудесные два дня. Там живут Паустовский, <нрзб>, Арк. Штейнберг, Заболоцкий.
Последний произвел на меня громадное впечатление. Он помещается в миленьком домишке, откуда открывается вид на Оку, на заокские леса. Живет замкнуто и одиноко. При нем милая молоденькая дочь, которую он очень любит.
Заболоцкий — человек, в котором нет ничего показного, внешнего — ни в словах, ни в облике. Голышева сказала даже, что он говорит одни банальности. Для тех, кто ждет от поэта, чтобы он «отмочил штуку», Н. А. и вправду скучен.
Сидит он большей частью дома, <нрзб.> болезнью. Изредка гуляет в сером полотняном костюме, в летней соломенной шляпе, опрятный, сдержанный, похожий, на первый взгляд, на пожилого главбуха.
Мы долго сидели вдвоем на берегу Оки в местном парке, переговариваясь неторопливо, и я постигал удивительное обаяние и мудрость этого чудесного поэта.
— Вон у вас лицо какое, — говорил Заболоцкий, — сразу видно — кукситесь. А вам работать надо. Работать, и все. Про меня пишут — вторая молодость. Какая там молодость. Я печатаю стихи двадцатилетней давности. Когда поэта не печатают, в этом тоже есть польза. Вон поглядите на Мартынова — он что напишет, то и напечатает. И ведь не очень хорошо получается.
Я гляжу на него и вижу, что лицо вовсе не бухгалтерское, в нем грусть, и мудрость, и добрая улыбка.
Вечером мы сидим и пьем «Телиани», и он читает наизусть стихи Мандельштама о Грузии. Потом говорит, что поэтов нынешнего века губит отсутствие культуры, даже талантливых вроде Есенина.
Рассказывает о том, как переводит грузин.
И мне с ним очень хорошо, потому что он не суетен, как все, а собран, прост, прекрасен.
Мы пьем вторую бутылку. Ему пить нельзя и курить тоже. Но сказать, напомнить об этом не решаюсь.
— Вот, поглядите, что я читаю. — Он показывает старый дореволюционный «Огонек». На стенах маленьких комнат висят мещанские картинки.
И мне очень грустно глядеть на него больного, одинокого, удивительно хорошего. И я боюсь, что он скоро умрет»
Николай Заболоцкий. Вечер на Оке
В очарованье русского пейзажа
Есть подлинная радость, но она
Открыта не для каждого и даже
Не каждому художнику видна.
С утра обремененная работой,
Трудом лесов, заботами полей,
Природа смотрит как бы с неохотой
На нас, не очарованных людей.
И лишь когда за темной чащей леса
Вечерний луч таинственно блеснет,
Обыденности плотная завеса
С ее красот мгновенно упадет.
Вздохнут леса, опущенные в воду,
И, как бы сквозь прозрачное стекло,
Вся грудь реки приникнет к небосводу
И загорится влажно и светло.
Из белых башен облачного мира
Сойдет огонь, и в нежном том огне,
Как будто под руками ювелира,
Сквозные тени лягут в глубине.
И чем ясней становятся детали
Предметов, расположенных вокруг,
Тем необъятней делаются дали
Речных лугов, затонов и излук.
Горит весь мир, прозрачен и духовен,
Теперь-то он поистине хорош,
И ты, ликуя, множество диковин
В его живых чертах распознаешь.
1957 г., Таруса
