С недавних пор «Ленком» впервые после ухода Марка Захарова вновь обрел творческого лидера — художественным руководителем стал Владимир Панков. Мы побеседовали с режиссером о том, каким он видит один из самых известных театров сегодня, зачем его нужно было объединять с Центром драматургии и режиссуры, и конечно, о музыке, в которой умещается все сотворение мира.
Владимир Николаевич, вы зашли в «Ленком» аж с четвертого раза. Сначала вас приглашал сам Марк Захаров, потом — многолетний директор Марк Варшавер, следом — звали главным режиссером. И вот с четвертой попытки — не вашей, а театра — вы все-таки здесь…
Владимир Панков: Да, это какие-то мистические вещи. Но я очень спокойно на это реагирую: наверное, что суждено, то и должно случиться. Мы предполагаем, а Бог располагает.
Два театра, которыми вы руководите — «Ленком» и Центр драматургии и режиссуры (ЦДР), — все-таки объединили. Зачем?
Владимир Панков: Это связано в большей степени с дирекцией — появляется одно руководство, один юридический адрес. Но ЦДР при этом останется ЦДРом, а «Ленком» — «Ленкомом». В том, что ЦДР станет подразделением «Ленкома», я вижу только плюсы. Потому что маленькие театры сегодня не способны выжить вообще: те условия, что им диктует вездесущая коммерция, почти невыполнимы. Ну и тогда нужно просто закрыть ЦДР как финансово невыгодное учреждение. Да, с художественной точки зрения он впереди планеты всей, но маленький зал, окупаемость и так далее. Если большому стационарному театру достаточно сыграть спектакль один раз, то ЦДРу надо сыграть десять таких спектаклей. А у «Ленкома», например, только одна сцена и нет малых пространств. Так что, мне кажется, от объединения выиграют оба театра.
Тема в театре одна, поверьте. Это человек и все о человеке. Для меня еще очень важна ирония — как без улыбки, без азарта что-то делать?
А подразумевается взаимопроникновение трупп, совместные работы?
Владимир Панков: На первом этапе я бы такого радикального решения не принимал. И те спектакли, которые мы играем в ЦДР, будут и дальше играться там, даже если они могут существовать на большой сцене. Я считаю, что где родился, там и пригодился. Так что какого-то яркого смешения не произойдет, насильственных и резких движений тоже. Но в процессе, я надеюсь, два духа все же увидят друг друга и будут друг другу симпатизировать. Это неизбежно.
Не могу не спросить про Дмитрия Певцова и Александру Захарову. Вы приняли решение вернуть этих артистов в труппу «Ленкома». Это шаг ради мира, чтобы закрыть скандальную тему, или вы встречались с ними, нашли компромисс?
Владимир Панков: Я бы не формулировал вопрос так радикально — «либо /либо». Театр — это прежде всего человек и человеческое начало. Люди, о которых мы говорим, прослужили верой и правдой «Ленкому» десятилетия, они преданы этому театру — это очень важный момент. Мы встретились и прекрасно поговорили и с Дмитрием Анатольевичем, и с Александрой Марковной. Я не расспрашивал их ни о каких нюансах, ничего не выяснял — я не погружаюсь в склоки, мне это неинтересно и никогда не было. Могу сказать, что мы планируем не только их возвращение в репертуарные спектакли, но и новые постановки с участием этих артистов. Мы заканчиваем эту скандальную эпопею и идем дальше.
Вы в «Ленкоме» уже несколько месяцев, наверняка уже удалось многое про этот театр понять. Каким он вам видится сейчас и каким бы вы хотели его видеть? Вы как-то сказали, что если «Ленком» поставит Данте, можно считать миссию выполненной. Это о чем?
Владимир Панков: Когда идешь и смотришь на здание «Ленкома» с улицы, с точки зрения архитектуры он мне напоминает один большой орган. Орган — один из сложнейших инструментов, на нем непросто играть, причем задействованы в этом и руки, и ноги. Этот большой-большой инструмент требует не только внимания и ухода, но и хорошей интуиции. А еще я его называю ледоколом — чтобы он повернулся, нужно время.
Чего бы мне очень хотелось? Чтобы каждый спектакль здесь становился событийным, а не просто еще одной рядовой премьерой. И очень важно выстроить грамотную репертуарную политику. Какое название за каким идет, почему именно этот материал, каким образом задействованы артисты — и звезды, и те, кого знают чуть меньше… Обращать внимание надо на все.
Если говорить еще о моих впечатлениях, то какой-то напряженности я не увидел — все артисты уважительны по отношению друг к другу, дружелюбны к персоналу. Марк Варшавер создал здесь целый мир, все на своих местах, в театре приятно находиться. Остается вопрос — куда идти? Надеюсь, что со своей стороны в этом я помогу. Но все равно это должен быть новый «Ленком». Память прекрасна, но ей нельзя упиваться — надо развиваться.
Дмитрий Певцов и Александра Захарова — артисты, которые преданы «Ленкому». Мы заканчиваем эту скандальную эпопею и идем дальше
Вы назвали на сборе труппы первые работы, за которые возьметесь. Это «Репетиция оркестра» Феллини и «Золотой теленок» Ильфа и Петрова. Уже приступили к репетициям?
Владимир Панков: Мы, скорее всего, приступим к ним в июне. Потихонечку начнем разминать материал. В декабре, ориентировочно, должна быть премьера «Репетиции оркестра». А к концу следующего сезона, к лету, планируем выпустить «Золотого теленка».
А есть еще какие-то планы, о которых можно говорить?
Владимир Панков: Они есть, но о них не надо говорить. В нашем мире что-то скажешь — сразу украдут.
Вы давно занимаетесь жанром саундрамы — собственно, и «Ленком», как театр с музыкальными традициями, возник в вашей жизни не на пустом месте. Часто музыку в спектакле воспринимают лишь как некое обрамление, одну из красок. А для вас это что?
Владимир Панков: Музыка — это еще один смысловой пласт, она является частью драматургии. Она становится для актера импульсом, партнером. А по большому счету, все вокруг — музыка. Даже мы с вами разговариваем, и это музыка. Шум за окнами — тоже. Вот сейчас штора колыхнулась от ветра — вы вроде ничего не слышите, но и это часть музыки. Начало фразы и конец фразы, начало мысли и конец мысли. Я уже много раз это говорил, но уже в самом слове «саундрама» — заложены и звук, и драма. Допустим, на одной репетиции мы идем от драматургии к звуку, на другой — от звуковой импровизации к драматургии.
А вы знаете, что в космосе каждая планета тоже имеет свой звук, свою частоту? И тогда музыка — это вообще сотворение мира. Мне кажется, что Господь Бог был в первую очередь великим композитором. Да и мы с вами тоже антенны, струны, которые непрерывно резонируют друг с другом.
Ваш «Скоморох Памфалон» в этом сезоне стал победителем фестиваля «Уроки режиссуры». На самом деле — это феномен, какой-то невероятный режиссерский вызов. Разве в наше стремительное время есть зритель, способный смотреть спектакль шесть часов?
Владимир Панков: Ну, как выясняется, есть. И вы сказали о фестивале «Биеннале театрального искусства. Уроки режиссуры» — я думаю, он заслуживает большого внимания. Это один из ярких проектов, который делает важное дело — соединяет разные театры, провинциальные и столичные, проводит лаборатории, где можно встретить множество талантливых людей, близких по духу.
Но вы когда работали над «Скоморохом», разве не просчитывали риски: шесть часов, в основе не самая популярная повесть Николая Лескова, главный герой — раннехристианский праведник… Неочевидный набор для хита, на который сегодня не попасть.
Владимир Панков: Честно говоря, обо всем этом я не думал. Стратегия ЦДР выстроена от современности к архаике, и когда я только пришел туда, то закладывал, что через пять-шесть лет мы должны прийти к обрядовому театру. То есть мы уже прошли современную драматургию, советскую драматургию, классику… Другими словами, «Скоморох Памфалон» — это высказывание, когда ты пришел к театру служения.
Давайте приведу пример: вы идете в церковь. Каждая служба длится по-разному, но когда вы идете туда, вы не думаете — два часа она будет или четыре. Хочешь ты этого или не хочешь, выдерживаешь или не выдерживаешь, но служба идет, и это только твой диалог с Богом, ты сам решаешь — уйти или остаться. Если мы переходим в театральную плоскость, то и здесь каждый зритель решает сам, будет ли он смотреть спектакль шесть часов. Но, как бы то ни было, мы служим. Если даже не будет ни одного зрителя, мы будем служить.
Да, в спектаклях, где театр — способ развлечения, есть борьба за зрителя, чтобы он не ушел. Но в «Скоморохе» диалог строится совсем иначе.
Сейчас в ЦДР вы работаете над «Словом о полку Игореве» — со «Скоморохом Памфалоном» это будто где-то рядом. Но как между ними возник «Курьер» по фильму Карена Шахназарова?
Владимир Панков: У ЦДР три площадки, я их называю «три театра». «Беговая» — это эксперименты, студенчество; «Сокол» — классика, музыкальный театр, современная драматургия; «Поварская» — лекции, обрядовый театр и античный театр. У каждой своя направленность. Выбор названий часто зависит от этой направленности, но еще от духа театра, в котором ты ставишь. Допустим, «Скоморох» никак не мог быть на «Соколе», не стал бы я в ЦДР ставить и «Золотого теленка», и Феллини — у каждой сцены свой дух, это важно понимать.
Но что касается «Курьера», вы правы — в игровой театр я уже возвращаться не хотел. Если честно, после «Скомороха» и «Слова о полку Игореве» хотел поставить точку и уйти в леса, в деревню. Преемников я воспитал — это прекрасная талантливая молодежь, которая спокойно может продолжать и без меня. Я не кокетничаю, я серьезно. И как только я это сказал: мне тут же предложили возглавить «Ленком». Вот вам, пожалуйста, прямо как в «Скоморохе Памфалоне»: «Иди служи в миру».
Но можно из этих трех названий вывести тему, главную для вас? О чем вам интересно говорить со зрителем?
Владимир Панков: Тема одна, поверьте. Это человек и все о человеке. Для меня еще очень важна ирония. Когда начинает захлестывать фанатизм, мне всегда хочется сказать: «без фанатизма». Все равно мы собрались, мы живые, можем ошибаться. А как без улыбки, без азарта что-то делать? Без какого-то хулиганства даже, в хорошем смысле этого слова.
И все-таки. Мечта уйти в леса остается? Или теперь — до Данте в «Ленкоме»?
Владимир Панков: Если бы я знал. Знаю только одно: если ты чего-то искреннее хочешь, не для себя, а для людей вокруг, то это дается Богом. В первую очередь, конечно, надо думать о команде, и о тех людях, с которыми тебя сталкивает жизнь.
И последнее. Мы сейчас разговариваем с вами в прекрасном кабинете — это кабинет Марка Захарова? Он же был мемориальным пространством, теперь ваш?
Владимир Панков: Да, это легендарный кабинет Марка Анатольевича. Не мой — у меня будет другой кабинет. А этот остается мемориальным пространством, но мы все же его открыли — здесь мы встречаемся с артистами, вот с вами беседуем. Хочется, чтобы здесь тоже снова была жизнь. Вот, слышите: колокола звонят?..
