Иван Фотиевич Стаднюк был писатель-фронтовик, сначала артиллерист, затем сотрудник дивизионных газет. Драму «Горький хлеб истины» он написал в конце 1960-х по своей же повести «Плевелы зла». Вторая редакция этой пьесы под названием «Белая палатка» была поставлена в Театре Советской Армии в 1984-м. А сорок лет спустя к ней решили обратиться режиссер Ирина Михайленко и сценограф Мария Шуплецова на подмостках Малого театра.
Сцена представляет собою квадрат типа ринга, огражденный белыми полотнищами. Посредине — белый скелет дерева с забинтованным стволом. Все герои — в белоснежных гимнастерках и кителях, в белых лаковых сапогах и ремнях. А если им случается раздеться до исподнего, оно также выглядит ослепительным. А женский медперсонал здесь — почти исключительно блондинки. И даже ордена Красной звезды — серебристые. Столы и стулья, патронные ящики, офицерские планшеты — весь антураж радикально белого цвета.
Понятно, с военной хирургией и полевой санитарией все это имеет мало общего. Похоже, дело происходит если не на небесах, то где-то на полпути к ним (между прочим, Стаднюк любил названия типа «Люди не ангелы» или «Ключи от неба»). Или, как вариант, в далеком прошлом, обесцвеченном магниевыми вспышками памяти… И действительно, основное действие обрамлено прологом и эпилогом, где постаревшие герои расхаживают уже в нормальном гражданском платье, а антураж самый обыденный.
По колориту можно подумать также, что нам покажут поэтическую сказку, мистерию или притчу. На это настраивает и фа-минорная прелюдия Баха — та самая, что звучит в «Солярисе» Тарковского на фоне зимнего брейгелевского пейзажа… Наконец, мы вправе предположить, что эта тотальная белизна подчеркивает святость ремесла военных медиков и незапятнанность их моральных облачений.
Действительно, положительные герои соцреализма были добродетельными по всем статьям, что отмечал в свое время Андрей Синявский. Вот и в спектакле генерал медслужбы Любомиров (Андрей Чубченко) без колебаний идет для пользы дела на должность с понижением. Военные медики принимают страдания раненых близко к сердцу, а в случае смерти пациента могут и зарыдать. Медицинскому спирту они решительно предпочитают чай. Роману юной медсестры Веры (Анна Шишкина) и бравого лейтенанта-разведчика (Максим Хрусталев) готовы горячо содействовать. Операции здесь делают, рискуя собственной жизнью, а за справедливость стоят горой.
Фото: Евгений Люлюкин
Но чтобы возник хоть какой-нибудь конфликт, среди этих агнцев должен явиться козлище. В пьесе подполковник Ступаков уже с первых сцен заклеймен как доносчик и карьерист, подающий докладные в особый отдел по всякому поводу. Но в спектакле этот момент опущен. Здесь герой Константина Юдаева — просто начальник образцового полевого госпиталя. Хороший врач, но формалист, адепт уставов и инструкций. Есть у него и слабое место: медсестра Вера — его дочь, он ее всячески оберегает и даже норовит отдать ее возлюбленного под трибунал. Но Вера бежит с лейтенантом на передовую, в его гвардейский полк.
Между тем генерал Любомиров требует перенести полевые госпитали ближе к передовой: ведь чем быстрее сделают операцию, тем больше шансов спасти раненого. Но подполковник Ступаков осторожничает. И у него есть свои резоны: немцы вдруг прорывают фронт и едва не громят один из медсанбатов, а случись такое с целым госпиталем — беда будет куда большей… Еще раз напомним: Ступаков здесь не заведомый негодяй, а просто усердный служака, даже не без обаяния. И кто сказал, что осторожность — лишнее качество для врача?
В ходе возникшей паники Вера тяжело ранена (ее спасает Любомиров, виртуозный хирург). А Ступаков делает страшную должностную ошибку и сам попадает под трибунал, а затем и в штрафбат. Причем и отец, и дочь уверены в гибели друг друга.
Фото: Евгений Люлюкин
Актеры в предлагаемых обстоятельствах выглядят в целом убедительно. Конечно, реальные медики Великой Отечественной были мало похожи на героев спектакля. Но это нас смущать не должно: у искусства свои законы. Все ведь знают, что реальные полицейские не похожи на киношных — но всё равно смотрят детективные и криминальные сериалы.
Но, похоже, создатели спектакля так и не определились, что же они хотели поставить: страшную сказку, мистерию или нормативную соцреалистическую драму. И мораль выглядит неоправданно суровой. После войны Ступаков разыскивает свою дочь, но Вера с мужем не хотят с ним знаться. И что это значит — «никакого гуманизма врагам гуманизма»? И как это вяжется с высокой, пусть и отчасти сказочной, моралью добродетельных героев?
